ЕГЭ. Какой позор! А ведь есть такие методы, как у Шаталова

Имя педагога-новатора из Донецка Виктора Шаталова - народного учителя СССР и заслуженного учителя Украины - было широко известно в советское время. Его эксперимент гремел по стране, он собирал всесоюзно-телевизионные залы в Концертной студии Останкино, имел множество энтузиастов-последователей.

Его уникальная методика произвела революцию в преподавании математики. Однако и ныне здравствующий Виктор Федорович считает, что новаторское наследие не вполне востребовано на Украине, где он начал восхождение к вершинам педагогики. Вот что  рассказывает сам Шаталов:

 

 

 

- Моей методике полсотни лет от роду. Тринадцать лет я о ней ничего никому не говорил. Что-то находил, чем то дополнял, в чем то сомневался. И только в 1969 году решился поехать в Москву с докладом. Это целая эпопея, как я уезжал из Донецка.

Сначала я показал свой доклад секретарю райкома партии Николаю Цыпе. И он, человек мудрый, мне сказал: «Если отправите материалы через Институт  усовершенствования учителей облоно в Министерство просвещения  в Киев, то  оттуда  они попадут в НИИ педагогики CССР и там на каком-то этапе остановятся, их замкнут, потеряют. Если ехать в Москву, то они там, конечно, могут вас принять и отправить результат на Украину. Но в Киеве за нарушение субординации вас возненавидят». Как в воду глядел секретарь райкома…

Приехав в Москву, я безызвестный для столицы учитель, с детективными приключениями пробился в самые высокие инстанции: и в Академию наук, и в Министерство образования, и в ЦК КПСС. Просто чудом мне удалось собрать двадцать три солидных ученых и прочесть им свой доклад. Они посовещались и единогласно приняли решение о начале эксперимента и бумагу соответствующую дали за подписью члена-корреспондента Академии наук СССР Николая Кадкина. С этой бумагой я направился в Киев. И там встретил полное противодействие. На совещание пришел весь НИИ педагогики: выслушали тот же доклад, с которым я ездил в Москву, и, как ни странно, единогласно в 60 голосов высказались против эксперимента. А просил я всего лишь позволить мне взять экспериментальный класс и пройти с ним за год программу всей средней школы. Это и математика, и физика, и еще несколько предметов. Мне отказали.

Вот один из ярких примеров предвзятого отношения. В Киев я  привез мальчика. В одиннадцать лет он окончил изучение  школьного курса физики. Поэтому я предложил: хотите видеть живое дело – поговорите с ребенком. Школьника расспросили, а потом  с высокой трибуны заявили: «Мы послушали этого мальчика, он ответил на все наши вопросы, решил все задачи. И все же этот парень ущербный – он не разбирается в теории относительности Эйнштейна!»

У меня все в нутрии вскипело, захотелось крикнуть: «А сами вы в ней разбираетесь??»

Так случилось, что на том совещании был мой фронтовой друг Володя. Он-то и разъяснил, что происходит. Оказалось, директор НИИ всевозможными гримасами и жестами выражал недовольство, а  подчиненные, глядя на него, чтобы не разгневать начальство, вели  себя как надо. В НИИ ведь страшное сплетение связей. Сотрудники – люди зависимые, кто то хочет защищать диссертацию, кто то тянет аспиранта…

 

А как же вам все-таки удалось опробовать новый метод преподавания?

В Киеве я нахально заявил, что эксперимент все равно проведу. Только НИИ потом будет стыдно. Вернулся в Донецк, зашел на кафедру педагогики в университет, где от меня отмахнулись, и я направился в школу рабочей молодежи №45. Тогда вечерни школы были солидными заведениями, там учились, серьезные люди ,и посещаемость была и знания давались. Но проводить эксперимент с этими учениками я не мог. Обязательно бы нашелся кто то , кто сказал бы: «Да это же взрослые люди, они и без тебя научились». И я пошел искать школу, где мог потрудится в экспериментальном направлении. Мне нужен было разыскать директора, которого снимают  с работы ил и переводят на другую, но он пока на месте, чтобы человека, который меня принял на работу, не наказали, ведь если узнают об эксперименте, руководителя снимут с работы.

Школа, по сути, сплошные баррикады. На урок тебя просто так не пустят, контрольную  провести не дадут, только отчетность гонят. Так, было при советской власти, так увы и сейчас.

Тогда, в 1969 году, я все же нашел то что искал, - школу №5 города Донецка. Ее директор Нина Игнатова приняла меня, а через десять дней ушла. Из трех восьмых классов у меня уже была группа детей, желающих изучать математику дополнительно. Двадцать четыре ученика – дети разных мам, от разных учителей. С ними за одну зиму необходимо было пройти программу  восьмого, девятого, десятого классов. Занимались мы по четвергам и воскресениям. Я изо всех сил старался хотя бы месяц продержаться в школе, чтобы дети и родители осознали, что качество знаний повышается. Но  учителя математики сразу после моих занятий были готовы рвать меня на куски, глотать  и пуговицы выплевывать. Представьте простую вещь: если учитель приходит в класс, не зная предмета, то он все равно может спокойно вести урок, кроме него ведь темы не знает никто. А тут вдруг не в меру грамотные ученики начинают поправлять, исправлять ошибки, делать замечания - кому это понравится? Тогда надо или самому учителю уходить из школы , или изгонять виновника конфуза. И меня изгнали.

А еще до изгнания на уроки ко мне часто ходили преподаватели вузов,  смотрели, что делает человек, который галопирующими темпами идет по математике. И я им предложил: «Ну зачем вам ходить ко мне, если мы и сами можем к вам прийти. Пробудем два-три дня, позанимаемся, больше не надо». Два- три дня там, два – три дня сям. Я устроил блуждающую группу.

Меня в школе нет. Коллектив успокоился. А то что занятия идут своим чередом, никто не знает.

Да маленькая деталь: Киев, оказывается соглядатая присылал. Ему дали исчерпывающий ответ: дескать, Шаталова знаем, математик наш, работает в вечерней школе, никакого эксперимента не проводит, а то что грозился провести, так это все бравада. Киев успокоился… Очнулся, когда на глаза министру просвещения  попали  публикации о нашем эксперименте. НИИ педагогики моментально прислали в  Донецк комиссию. Проверили знания, а потом расширенным составом эта комиссия принимала экзамены у моих детей за курс всей средней школы. Дети получили отличные оценки.

В новом учебном году мне обещали дать экспериментальный класс, но вновь начались козни. Министерский указ об  открытии экспериментального класса я увидел лишь в сентябре, когда школы уже  укомплектованы. И тем не менее, мне  удалось устроиться на работу в тринадцатую школу, где для меня нашлась вакансия.

 

Виктор Федорович, что из себя представляет ваша методика? Как выглядят занятия?

За пятнадцать минут даю аудитории «скелет» предмета. Скажем,  весь курс геометрии (определения, формулировки, теоремы). Потом исписываю доску чертежами, коротко объясняю их. Потом вручаю ученикам листы с вопросами и между нами идет диалог. На следующий день можно приступать к задачам по всему курсу геометрии. Это  если очень коротко, в двух словах. Предлагал и предлагаю сократить срок обучения в школе. При пятидневной учебной неделе и ежедневных уроках физкультуры на изучение всех дисциплин хватит девяти лет. Десять не нужно, двенадцать – тем более. Представьте, если бы вся страна перешла на такое обучение, сколько денег было бы сэкономлено. Вот они деньги, которых так не хватает государству.

Я написал 43 книги. Там все есть. Более того, я щедро делился своими знаниями, через мои руки прошли сотни тысяч учителей. Вся страна. Сюда, в Донецк, приезжали по 500 физиков, по 500 математиков, я с ними работал по неделе. Здесь, в Донецке, под эгидой Министерства образования Украины на базе школы №5 с 1979 года работала лаборатория проблем интенсификации учебно-воспитательными филиалами в Донецкой области. В 1987 году она перешла под патронат НИИ Академии педагогических наук СССР, я был ее заведующим, небывалый случай – простой учитель занимает профессорскую должность. Но в 1991 году финансирование из Москвы прекратилось – и лаборатория тихо умерла.

 

А перебираться из Донецка в какую-нибудь столицу вам никогда предали?

Предлагали много раз. Даже говорили, если дадите согласие, через два дня  у ваших окон будет стоять машина с прицепом, на новом месте устроим с комфортом. Но я отказывался, я  коренной дончанин, родился   в Донецке, всю жизнь здесь прожил. Только во время войны на семь лет уходил. В 1944 году призвали в ряды Советской Армии и я оказался на Дальнем Востоке.

 

Детей для ваших занятий вы выбрали особо?

Детей никогда не выбирал, занимался со всеми: и с середнячками, и со слабенькими и с сильными. Среди тех школьников, которых я учил физике и математике, 64 кандидата наук и 12 докторов наук. Мне есть чем гордится. Со многими моими учениками мы по-прежнему встречаемся.

Два раза в год они приходят ко мне домой. Второго мая поздравляют меня с днем рождения, а 23 сентября мы отмечаем сентябринку – день, в который я впервые переступил порог ОШ № 13.

Был у меня и довольно интересный опыт преподавания математики в спецшколе в деревне Большие поля Сланцевского района Ленинградской области. Там в колонии для несовершеннолетних годичный курс седьмого класса 11 подростков прошли за три с половиной часа. Занимались по 15 минут в день после зарядке до завтрака и между ужином и кино. Импровизированной комиссии из 30 учителей экзамен был сдан на отлично.

 

Виктор Федорович, а как вы относитесь к реформам образования последнего времени?

Станки совершенствуются по линиям скорости и точности обработки деталей, лекарственные препараты – по линиям побочных реакций и статистике лечебной надежности, селекционное дело – по линиям урожайности и климатической устойчивости. Все эти параметры находятся в сферах объективного контроля и надежных экспериментальных сопоставлений.

И только система образования в отсутствие инспекционных срезов за последние 60 лет не могла завершить ни одну из многочисленных реформ доказательным анализом целесообразности насаждавшихся новшеств, циркулярных инструкций и программных  реконструирований. Рухнула идея раздельного обучения образца 1943 года. Горечь огромных финансовых потерь осталась от попытки внедрения так называемого производственного обучения. Захлебнулась идея массового привода в школы детей-шестилеток. Неухоженными реликтами сохранились ныне одинокие интернаты от многочисленных государственных насаждений середины 60-х годов. Тихим кошмаром осталась в память учителей и абитуриентов трубадурная идея перевода цикла математических дисциплин на теорию множеств. Едва едва   слышны сегодня марши 70-х годов о всесильности классов выравнивания и школ с продленным днем обучения. Оглушающей языковой и математической безграмотностью обернулись упразднения оценок за письменные работы по языкам и уничтожение тригонометрии как самостоятельного предмета. Ждут сегодня своего неизбежного краха принудительные насаждения 12 летнего обучения и 12 балльной системы учета знаний.

 

Имея огромный опыт работы, вы разделяете теорию, согласно которой люди бывают с гуманитарным складом ума и с математическим?

Всякие разглагольствования о физиках и лириках надуманы. Есть масса примеров, когда математики великолепно играли на музыкальных инструментах, пели, знали языки. Да и я ведь, не только математикой увлекаюсь, но и о литературе не забываю. Недавно написал книгу «Почему погиб Лермонтов», перевел на русский язык поэму Ивана Франко «Из ничего».

Ирина Попова