КОБ в Украине Dotu.org.ua

О персональной ответственности

Самым, пожалуй, ярким примером проявления политической воли, помноженной на политическую ответственность, служит деятельность Верховного Главнокомандующего СССР Иосифа Виссарионовича Сталина в страшные дни лета–осени 1942 года.

С личной ответственностью советских руководителей вообще было трудно. Внутрипартийные нормы и стиль политического руководства СССР требовали коллективного управления. Считалось, что в партии нет лидеров, вождей, все решения принимаются коллективно. Решения Политбюро ЦК, постановления Пленумов ЦК и съездов ВКП(б) принимались коллективно. И то в этом случае они трактовались как решения, выражающие коллективную волю всей партии, которая действует в интересах всего народа. Точно так же управлялась и страна.

С началом великой Отечественной войны система руководства государством претерпела изменения, но коллегиальность не была упразднена. Просто властные функции перераспределились от одних коллегиальных органов к другим: Государственному комитету Обороны и Ставке Верховного главнокомандования.

После тяжелейшего 1941 года казалось, что стратегическая инициатива перешла к советским войскам. Стратегический план 1942 состоял в том, чтобы «последовательно осуществить ряд стратегических операций на разных направлениях, чтобы заставить противника распылить свои резервы, не дать создать ему сильную группировку для отражения наступления ни в одном из пунктов». И весь 1942 год шло своеобразное «перетягивание каната»: СССР стремился закрепить достигнутый под Москвой успех, сделать его началом освобождения страны, а германское командование пыталось нащупать слабое место советской обороны и перехватить упущенную инициативу. Ещё в конце 1941 – начале 1942 года Советской Армии удалось сделать несколько удачных ходов:

– 28 ноября 1941 года войскам под командованием маршала С. К. Тимошенко удалось отбить у фашистов Ростов, который оставался нашим до июля 1942 года.

– 9 декабря 1941 года в ходе Тихвинской наступательной операции был освобожден город Тихвин.

– 26 декабря 1941 года силами Закавказского фронта, Черноморского флота и Азовской военной флотилии был высажен десант в районах Феодосии и Керчи, а ко 2 января 1972 года весь Керченский полуостров был освобожден. Наши войска нависли над наступавшей на Севастополь фашисткой армией, возникла реальная угроза разгрома немцев в Крыму.

– В январе-феврале 1942 года войска Северо-Западного фронта зажали между озерами Ильмень и Селигер целый немецкий корпус, окружив его в районе Демянска.

Последнее дело обвинять руководство страны, Ставку, командующих войсками на местах в трагедии лета 1942 года. Сложился целый ряд обстоятельств: усталость от непрерывного наступления (наступали уже полгода), резервный «голод» (все накопленные резервы были использованы), упорное стремление вести наступление по всему фронту (очень хотелось уже начать изгнание врага), проблемы тыла (эвакуированные предприятия только начинали выпуск продукции) и, безусловно, недооценка силы вермахта и полководческого мастерства немецкого командования. Но факт остается фактом: к середине лета немцы нас «переиграли», Красная Армия потерпела поражение, сопоставимое с трагедией лета 1941 года.

Неудача Любанской наступательной операции привела 15 марта 1942 года к окружению 2-й ударной армии. Героически сражавшаяся армия продержалась до лета, но к 28 июня 1942 года пробитый было коридор у Мясного бора был окончательно закрыт немцами. С этого дня из окружения не вышел ни один боец. Командир армии А.А. Власов взят (сдался?) в плен.

21 апреля 1942 год немцами был разорван Демянский котел и организован «Рамушевский коридор» шириной 6-8 километров. А 5 мая блокада немцев в Демянском котле была окончательно снята. Немецкие войска сохранили за собой Демянский выступ.

8–11 мая 1942 года одним из самых блестящих фашистских военачальников, Э. фон Манштейном была проведена операция, вошедшая в историю под названием «Охота на дроф» и приведшая к разгрому и ликвидации Крымского фронта. С этого момента осажденный Севастополь был обречен.

Неудачей закончились и неоднократные попытки на протяжении всего 1942 года срезать Ржевско-Вяземский выступ. Положили гору народа, потеряли много техники, но немцы засели там крепко.

И, наконец, летом 1942 года провалился весь южный фас советско-германского фронта. После провала нашего наступления на Харьков был потерян Донбасс, фашисты вновь заняли Ростов – ключ к Кавказу, устремились к Волге и прорвались к Кавказскому хребту.

Хорошо думается «задним умом» и ныне Верховного и Ставку модно упрекать в распылении сил и стремлении наступать по всему фронту, в напрасной трате резервов. Современные публицисты любят позубоскалить по поводу бесполезных операций под Ржевом, Вязьмой и Сычевкой, глубокомысленно порассуждать, что советское командование, мол, в очередной раз прогадало с прогнозом нанесения немцами главного удара и сосредоточило свои главные не на юге, а в центре и на северо-западе.

Подобные рассуждения отпадают сами собой лишь при одном взгляде на карту. Ржевско-Вяземский выступ – это кинжал, острием направленный в сторону Москвы, до которой по прямой было всего 150 км. Он небезосновательно рассматривался как плацдарм для наступления на Москву, достаточно сказать, что в нем было сосредоточено до 2/3 фашистских войск группы армий «Центр». И разве конфигурация выступа не диктовала очевидного решения его срезать? К слову, точно так же «обломал зубы» об аналогичный выступ, Курскую дугу, вермахт в 1943 году. Имея неприятеля всего в 150 километрах, Москва оставалась прифронтовым городом. Немцы не оставляли попыток бомбардировки столицы. Например, Юнкерс Ju 88 имел дальность полета в 1700 км.

Не мог Верховный Главнокомандующий бросить на произвол судьбы и осажденный Ленинград. За зиму 1941/42 гг. в блокадном городе погибало примерно 130 000 человек ежемесячно. Было ясно, что вторую такую зиму ленинградцы не перенесут. Становится понятна настойчивость, с которой наступала навстречу своей гибели 2-я ударная армия.

Поэтому риск безоглядного сосредоточения сил и средств на юге был велик. Ошибись Сталин и генералитет в эту сторону, как тот же хор возмущенных критиков упрекнули бы, что злодей Сталин бросил на произвол судьбы Питер и оставил беззащитной Белокаменную. А по поводу резервов, Сталин как раз был склонен к экономии и накапливанию резервов. Так было и 1941 году под Москвой, когда, несмотря на слезные мольбы командующих, резервные войска были введены в бой только в решающий момент и сыграли важную роль в разгроме фашистских войск. А если бы Верховный Главнокомандующий внял уговорам, например Козлова и Тимошенко, командующих Крымским и Юго-Западным фронтами, отдал им резервные войска, то, вероятнее всего, Сталинград закрыть было нечем, и чуда контрнаступления не произошло.

Летом и осенью 1942 г. Советский Союз вновь стал перед лицом военно-политической катастрофы. Ситуация усугублялась тем, что по личному указанию Гитлера с 15 апреля 1942 года немцы приступили к формированию национальных частей, т.н. «восточных легионов вермахта». Были сформированы много казачьих частей, армянский, мусульманский, северокавказский и грузинский легионы. Во фронте немецкого наступления у этих народов появилась иллюзия альтернативы Советской власти, искушение предательства. При приближении фронта к Кавказу фашисты начали массовый заброс в советский тыл диверсионных групп, агитаторов, литературы и оружия. И если казаки в целом устояли и остались верны «советам», то горцы восстали и начали партизанскую войну в тылу наших войск. Так Богдан Кобулов в докладной записке на имя народного комиссара внутренних дел Лаврентия Берии «О положении в районах Чечено-Ингушской АССР» отмечает, что «Отношение чеченцев и ингушей к Советской власти наглядно выразилось в дезертирстве и уклонении от призыва в ряды Красной Армии.

При первой мобилизации в августе 1941 г. из 8000 человек, подлежащих призыву, дезертировало 719 человек. В октябре 1941 г. из 4733 человек 362 уклонилось от призыва.

В январе 1942 г. при комплектовании национальной дивизии удалось призвать лишь 50 процентов личного состава. В марте 1942 г. из 14 576 человек дезертировало и уклонилось от службы 13 560 человек, которые перешли на нелегальное положение, ушли в горы и присоединились к бандам. В 1943 году из 3000 добровольцев число дезертиров составило 1870 человек».

Не мной замечено, что советская политкорректность была не менее жёсткой, чем западная. О предательстве кавказских народов было не принято писать и говорить, поэтому многие действия советского руководства остались непонятыми. А реальность была страшной, приведу лишь подсчеты современного историка Игоря Пыхалова: «Находясь в рядах РККА, погибло и пропало без вести 2,3 тысячи чеченцев и ингушей. Начиная с июля 1941-го по 1944 год только на той территории ЧИ АССР, которая впоследствии была преобразована в Грозненскую область, органами госбезопасности было уничтожено 197 банд. При этом общие безвозвратные потери бандитов составили 4532 человека: 657 убито, 2762 захвачено, 1113 явились с повинной. Таким образом, в рядах бандформирований, воевавших против Красной Армии, погибло и попало в плен почти вдвое больше чеченцев и ингушей, чем на фронте. И это не считая потерь вайнахов, воевавших на стороне вермахта в так называемых «восточных батальонах»! А поскольку без пособничества местного населения в здешних условиях бандитизм невозможен, многих «мирных чеченцев» можно также с чистой совестью отнести к предателям».

Самое страшное, что отступление стало превращаться в паническое бегство. Войска потеряли устойчивость. Такого не было даже в 1941 году. Требовалось остановить бегущие войска, закрепиться на новых рубежах, собрать и переформировать разгромленные части, наладить снабжение, взаимодействие и боевое управление, превратить стремительное наступление немецких войск в затяжные позиционные бои. Словом, необходимы были не просто срочные меры, а мероприятия экстраординарные, чрезвычайные.

И вот 28 июля 1942 г. выходит знаменитый приказ №227 Народного комиссара обороны СССР И.В. Сталина. Те, кто хоть немного знаком со сталинской стилистикой, должны согласиться: вождь лично не только подписал, но и НАПИСАЛ этот приказ, взяв всю полноту ответственности за происходящее в стране и на фронте лично на себя. Он мог оформить его решением Государственного Комитета обороны – органа, обладавшего всей полнотой власти в СССР в период войны. Не стал И.В. Сталин прятаться и за решение Ставки Верховного главнокомандования – чрезвычайного органа высшего военного управления, осуществлявшего в годы Великой Отечественной войны стратегическое руководство Советскими Вооружёнными Силами. Он выбрал наиболее персонифицированный вариант обращения к народу и армии.

Логика приказа, сталинская логика проста и понятна: «Ни шагу назад!». Сталин ещё раз в трудную минуту доходчиво и убедительно обратился непосредственно к народу, к людям, к воинам, находя проникновенные и мудрые слова:

– «Каждый командир, каждый красноармеец и политработник должны понять, что наши средства небезграничны. Территория Советского Союза – это не пустыня, а люди – рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы и матери, жены, братья, дети».

– «Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, – это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги».

– «У нас нет уже преобладания над немцами ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину».

– «…надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. Такие разговоры являются лживыми и вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо если не прекратим отступления, останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог».

– «Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности».

– «Выполнить этот приказ – значит отстоять нашу землю, спасти Родину, истребить и победить ненавистного врага».

– «Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам. Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас – это значит обеспечить за нами победу».

Речь буквально шла о жизни и смерти нашего государства. Именно этим и можно объяснить жёсткость и бескомпромиссность этого приказа. После таких слов понятны и введение заградотрядов и появление «штрафников». Только прекраснодушные, отвлечённые и мало связанные с реальным руководством люди могут думать, что можно победу одержать одними призывами и лозунгами без необходимых организационных, зачастую жестоких мероприятий.

Священная обязанность власти – хранить и защищать общество и государство. И для выполнения этой цели власть имеет право требовать жертв от своих граждан. Люди совершают подвиги и мужественно защищают свою страну, если за ними – не пустота, а власть. Власть, воодушевляющая отважных, поддерживающая малодушных, отрезвляющая трусов и паникеров, расстреливающая дезертиров и предателей.

Без всех этих мероприятий страна обречена на поражение, что и доказывает опыт Каддафи. При всей привлекательности и мужественности его поведения, он не смог мобилизовать своих сторонников для организации отпора. И причину падения Наполеона в 1815 году надо искать в боязни прямого и откровенного обращения к народу: «Моя система защиты ничего не стоила, потому что средства были слишком не в уровень с опасностью. Нужно было бы снова начать революцию, чтобы я мог получить от нее все средства, какие она создает. Нужно было взволновать все страсти, чтобы воспользоваться их ослеплением. Без этого я не мог уже спасти Францию» (Наполеон Бонапарт).

Измышления русофобской либеральной пропаганды о заградотрядах, стрелявших в собственных солдат и учинявших массовые расправы, опровергаются и статистикой, и документами того периода: «В соответствии с приказом НКО №227 по состоянию на 15 октября 1942 года было сформировано 193 армейских заградительных отряда, в том числе 16 на Сталинградском фронте (несоответствие этой цифры процитированному выше приказу генерал-лейтенанта Гордова объясняется изменением состава Сталинградского фронта, из которого был выведен ряд армий) и 25 на Донском.

При этом с 1 августа по 15 октября 1942 года заградотрядами были задержаны 140 755 военнослужащих, сбежавших с передовой линии фронта. Из числа задержанных арестованы 3 980 человек, расстреляны 1 189 человек, направлены в штрафные роты 2 776 человек, штрафные батальоны 185 человек, возвращены в свои части и на пересыльные пункты 131 094 человека.

Наибольшее число задержаний и арестов произвели заградительные отряды Донского и Сталинградского фронтов. По Донскому фронту были задержаны 36 109 человек, арестовано 736 человек, расстреляны 433 человека, направлены в штрафные роты 1056 человек, штрафные батальоны 33 человека, возвращены в свои части и на пересыльные пункты 32 933 человека. По Сталинградскому фронту задержаны 15 649 человек, арестованы 244 человека, расстреляны 278 человек, направлены в штрафные роты 218 человек, в штрафные батальоны 42, возвращены в свои части и на пересыльные пункты 14 833 человека.

Во время обороны Сталинграда заградительные отряды сыграли важную роль в наведении порядка в частях и предупреждении неорганизованного отхода с занимаемых рубежей, возвращении значительного числа военнослужащих на передовую линию фронта». (Игорь Пыхалов «Великая оболганная война»).

Как видно, абсолютное число солдат, которых задержали заградотряды, были фактически полностью оправданы! Поэтому говорить о каких-то массовых убийствах, якобы учиняемых заградотрядами, всерьёз не приходится. Мало того, под Сталинградом, где шли основные сражения 1942 года, заградотрядники сыграли ещё и важную боевую роль. Они зачастую были последним заслоном на пути гитлеровских войск.

Благодаря профессиональным хулителям всего советского, штрафбаты также, как и заградительные отряды, вошли в массовое сознание наших граждан в довольно искажённом виде. За всю войну через штрафные подразделения прошли 427 910 человек. Если учесть, что в тот же период в армии побывали не менее 34 миллионов граждан Советского Союза, то доля штрафников составляет не более 1,24 процента всех воевавших солдат.

Тем более что в штрафник – не пожизненное звание, туда никогда не ссылали навечно. Постоянным там был только командный состав, подобранный исключительно из волевых и решительных людей. А вот рядовой состав был переменный, так как именно этот контингент отбывал наказание в штрафбате по решению суда военного трибунала. И штрафники сыграли свою достойную роль в победе над врагом.

Редко кому приходит в голову и такая фундаментальная мысль, что, благодаря этому приказу, армия избежала губительных сомнений в ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ сопротивления, пагубных дискуссий и обсуждений. Представьте себе такой разговор в октябре 1942 года в блиндаже под Сталинградом:

«К концу первой партии пришли офицеры пятой сотни – есаул Калмыков и сотник Чубов.

– Не для того держат казаков, дядя Петя, чтобы уничтожать их в атаках.

– Для чего же, по-твоему?

– Правительство в нужный момент попытается, по старой привычке, опереться на плечо казака.

– Внимание, гас-па-да афицеры! – крикнул Чубов и указал на Бунчука: – Хорунжий Бунчук сейчас начнет вещать по социал-демократическому соннику.

– Петрушку валяете? – усмехнулся Бунчук. – казачьи полки порассовали по укромным местам и держат под спудом до поры до времени.

– А потом? – спросил Листницкий, убирая шахматы.

– А потом, когда на фронте начнутся волнения, – а это неизбежно: война начинает солдатам надоедать, о чем свидетельствует увеличение числа дезертиров, – тогда подавлять мятежи, усмирять кинут казаков. Правительство держит казачье войско, как камень на палке. В нужный момент этим камнем оно попытается проломить череп революции.

– Увлекаешься, милейший мой! Откуда ты знаешь о будущих волнениях и прочем? А если мы предположим такую вещь: союзники разбивают немцев, война завершается блистательным концом, – тогда какую роль ты отводишь казачеству? – возразил Листницкий.

Бунчук скупо улыбнулся.

– Что-то не похоже на конец, а тем более блистательный.

– Ты когда из отпуска? – спросил Калмыков.

– Позавчера.

Бунчук, округляя рот, вытолкнул языком клубочек дыма, бросил окурок.

– Где побывал?

– В Петрограде.

– Ну, каково там? Гремит столица? Э, черт, чего бы не дал, чтобы пожить там хоть недельку.

– Отрадного мало, – взвешивая слова, заговорил Бунчук. – Не хватает хлеба. В рабочих районах голод, недовольство, глухой протест.

– Благополучно мы не вылезем из этой войны. Как вы думаете, господа? – Меркулов вопрошающе оглядел всех.

– Русско-японская война породила революцию тысяча девятьсот пятого года, – эта война завершится новой революцией. И не только революцией, но и гражданской войной.

Листницкий заговорил со сдержанной злобой:

– Меня удивляет то обстоятельство, что в среде нашего офицерства есть такие вот, – жест в сторону ссутулившегося Бунчука, – субъекты. Удивляет – потому, что до сих пор мне не ясно его отношения к родине, к войне... Однажды в разговоре он выразился очень туманно, но все же достаточно ясно для того, чтобы понять, что он стоит за наше поражение в этой войне. Так я тебя понял. Бунчук?

– Я – за поражение.

– Но почему? По-моему, каких бы ты ни был политических взглядов, но желать поражения своей родине – это... национальная измена. Это – бесчестье для всякого порядочного человека!

– Помните, думская фракция большевиков агитировала против правительства, тем самым содействуя поражению? – вмешался Меркулов.

– Ты разделяешь, Бунчук, их точку зрения? – задал вопрос Листницкий.

– Если я высказываюсь за поражение, то, следовательно, разделяю, и было бы смешно мне, члену РСДРП, большевику, не разделять точки зрения своей партийной фракции. Гораздо больше меня удивляет, Евгений Николаевич, что ты, человек интеллигентный, политически безграмотен...

– Я прежде всего преданный монарху солдат. Меня коробит один вид "товарищей социалистов".

"Ты прежде всего болван, а потом уж самодовольный солдафон", – подумал Бунчук и загасил улыбку.

– В военной среде была исключительная обстановка, – словно извиняясь, вставил Меркулов, – мы все как-то в стороне стояли от политики, наша хата с краю.

Бунчук только что кончил фразой:

– ...царизм будет уничтожен, можете быть уверены!

– Бунчук! – окликнул Калмыков. – Подождите, Листницкий!.. Бунчук, слышите?.. Ну хорошо, допустим что эта война превратится в гражданскую войну... потом что? Ну свергнете вы монархию... какое же, по-вашему, должно быть правление? Власть-то какая?

– Власть пролетариата.

– Парламент, что ли?

– Должна быть рабочая диктатура.

– Вон ка-ак!.. А интеллигенции, крестьянству какая же роль?

– Крестьянство пойдет за нами, часть мыслящей интеллигенции тоже, а остальных... а с остальными мы вот что сделаем... – Бунчук быстрым жестом скрутил в тугой жгут какую-то бумагу, бывшую у него в руках, потряс ею, процедил сквозь зубы: – Вот что сделаем!

– За каким же чnbsp;ертом вы добровольно отправились на фронт и даже выслужились до офицерского чина? Как это совместить с вашими воззрениями? Уди-витель-но! Человек против войны... хе-хе... против уничтожения своих этих... классовых братьев – и вдруг... хорунжий!

– Сколько вы немецких рабочих извели со своей пулеметной командой? – спросил Листницкий.

– Сколько немецких рабочих я перестрелял, – это... вопрос. Ушел-то я добровольно потому, что все равно и так взяли бы. Думаю, что те знания, которые достал тут, в окопах, пригодятся в будущем... в будущем. Вот тут сказано... И он прочел слова Ленина:

– "Возьмем современное войско. Вот – один из хороших образчиков организации. И хороша эта организация только потому, что она – гибка, умея вместе с тем миллионам людей давать единую волю. Сегодня эти миллионы сидят у себя по домам, в разных концах страны. Завтра приказ о мобилизации – и они собрались в назначенные пункты. Сегодня они лежат в траншеях, лежат иногда месяцами. Завтра они в другом порядке идут на штурм. Сегодня они проявляют чудеса, прячась от пуль и от шрапнели. Завтра они проявляют чудеса в открытом бою. Сегодня их передовые отряды кладут мины под землей, завтра они передвигаются на десятки верст по указаниям летчиков над землей. Вот это называется организацией, когда во имя одной цели, одушевленные одной волей, миллионы людей меняют форму своего общения и своего действия, меняют место и приемы деятельности, меняют орудия и оружия сообразно изменяющимся обстоятельствам и запросам борьбы. То же самое относится к борьбе рабочего класса против буржуазии. Сегодня нет налицо революционной ситуации..."

Бунчук еще не кончил читать, как в землянку, постучавшись, вошел вахмистр пятой сотни.

После ухода Бунчука Листницкий минут пять ходил молча, потом подошел к столу. Меркулов, косо наклонив голову, рисовал.

– Ну, как? – спросил тот.

– Черт его знает! – догадываясь о существе вопроса, ответил Меркулов. – Парень он странный, теперь объяснился, и многое стало ясным, а раньше я не знал, как его расшифровать. Знаешь, ведь он огромным успехом пользуется у казаков, в особенности у пулеметчиков. Ты не замечал этого?

Наутро Листницкий отправил с вестовым в штаб дивизии донесение, позавтракал, вышел из землянки. На участке четвертого взвода Листницкого догнал Меркулов. Отозвав Листницкого в сторону, дыхнул скороговоркой:

– Слышал новость? Бунчук-то этой ночью дезертировал.

– Бунчук? Что-о-о?

– Дезертировал... Понимаешь? Игнатьич, начальник пулеметной команды, – ведь он в одной землянке с Бунчуком, – говорит, что он не приходил от нас. Значит, как вышел от нас, так и махнул... Вот оно что». (Михаил Шолохов «Тихий Дон»)

Я сознательно так много процитировал Шолохова, чтобы было ясно, как долго могла воевать сомневающаяся, разъедаемая противоречиями, с низким боевым духом армия! Гениальность сталинского чутья в том, что он, заметив первые признаки разложения, принял суровые меры и ликвидировал опасность в самом зародыше.

Самый оболганный, проклятый и оклеветанный ныне Приказ НКО-227 спас страну. А ведь и вся ненависть современных «либерастов» оттого, что героический народ во главе с Верховным Главнокомандующим защитили Родину, народ и одолели врага. А они, жалкие пигмеи и их фронтмены, все эти горбачёвы, ельцины, кравчуки и шушкевичи, в спокойное мирное время сдали страну, разрушили её и отдали на разграбление. Понимая это, осознаёшь величие Сталина, не побоявшегося в критическую для России минуту проявить мужество и взять на себя ответственность за судьбу государства.

 Александр Позин